Ссылка на PubMed | Ссылка на DOI
Авторы с должностями и званиями:
Tee Wei Siah, Llorenia Muir-Green, and Jerry Shapiro,
Department of Dermatology and Skin Science, University of British Columbia, Vancouver, BC V5Z 4E8, Canada. Department of Dermatology, New York University Langone Medical Center, New York City, New York, USA. Address for correspondence: Dr. Tee Wei Siah, Royal Victoria Infirmary, Queen Victoria Road, Newcastle Upon Tyne NE1 4LP, United Kingdom.
Выходные данные: Published online 9-Aug-2016
Потеря волос по женскому типу является очень распространенной проблемой у женщин. Патофизиология заболевания остается неясной, универсальных согласованных руководств по лечению нет.
Мы исследовали клинические особенности, соответствующие медицинский и семейный анамнез, лабораторные показатели, лечение и комплаентность 210 пациентов с выпадением волос по женскому типу.
Наши результаты продемонстрировали, что женская АА являлась наиболее распространенной причиной потери волос у пациентов, которые были переданы врачами первичного звена и другими дерматологами нашим специалистам в трихологическую клинику. В частности, было установлено, женская АА составляла 45% новых случаев в течение года исследования. AА была диагностирована в препубертатном возрасте у детей до 6 лет, у всех пациентов была выявлена сильная генетическая предрасположенность к заболеванию. Самый молодой пациент, наблюдавшийся в нашем исследовании был в возрасте 8 лет, его отец и дед по отцовской линии имели AA. Наши данные также продемонстрировали классическую тенденцию к росту потери волос по женскому типу с возрастом, так 42% наших пациентов были в возрасте старше 50 лет. Ранее популярный миф предполагал, что облысение у человека наследуется от деда по материнской линии, и это ошибочное мнение, безусловно, вошло в моду. В настоящее время наследование АА остается серой зоной. Наши данные показали, что большинство наших пациентов имеют семейный анамнез АА и 51% пациент сообщили о семейном анамнезе AA только по отцовской линии.
Потеря волос может потенциально привести к снижению самооценки и изменению образа, особенно у женщин. Нет ничего не обычного в том, что пациенты напрасно применяют различные шампуни, добавки и медицинское лечение, обещающие рост волос, прежде чем обратиться к трихологу. Это могло бы объяснить средний разрыв 4,1 лет между началом выпадения волос и первым визитом для консультации в трихологическую клинику.
Синдром поликистоза яичников (СПКЯ) является наиболее распространенным эндокринным заболеванием, связанным с потерей полос по женскому типу. Тем не менее, наши данные показали, что только четыре пациента были с диагнозом СПКЯ. Это можно объяснить разными группами населения, включенными в исследование, а также различными методами скрининга, используемых при диагностике СПКЯ.
Гипертония и гиперлипидемии были общими медицинскими проблемами в нашей популяции, включенной в исследование. Несколько исследований связывают AA с риском развития сердечно-сосудистых заболеваний как у мужчин, так и женщин. Более того, недавние исследования классифицируют АА как независимый предиктор смертности от сахарного диабета и сердечно-сосудистых заболеваний у обоих полов. Тем не менее, необходимо проведение надлежащего сравнительного исследования, чтобы подтвердить ассоциацию гипертензии и гиперлипидемии с потерей волос по женскому типу. Наши данные показали, что очень высокий процент (38,6%) наших пациентов имели в анамнезе телогеновое выпадение волос, об этой тенденции в литературе не сообщалось. С другой стороны, 15 пациентов (7%) пришедших с диагнозом телогенового выпадения волос было диагностировано выпадение волос по женскому типу. AA может быть обнаружена и отягощена эпизодами телогенового выпадения, которые часто запускаются физиологическим, физическим и чрезмерным эмоциональным стрессом, а также лекарствами. Не исключено, что у пациентов с АА может развиться телогеновое выпадение в результате крайнего эмоционального стресса в связи с потерей волос, или, возможно, у пациентов с AA есть генетически детерминированная повышенная склонность волосяных фолликулов, переходить от анагена к фазе телогена через различные раздражители. Для уточнения этого наблюдения необходимы дальнейшие исследования.
Витамин D является гормоном, который играет важную роль в гомеостазе кальция и скелета. Основным источником витамина D является его эндогенный синтез в коже. Он преобразуется в 25-гидроксивитамин D2 (25 (ОН) D2) в печени, а затем в его активную форму, 1 α, 25-дигидроксивитамин D3 в почках. 25 (ОН) D2, был расценен как стабильный показатель статуса витамина D, дефицит определялся как концентрация 25 (ОН) D2 в сыворотке <25 нмоль / л и недостаточность определялась как концентрация в сыворотке 25 (ОН) D2 от 25 до 75 нмоль / л. Тенденция между низким уровнем сывороточного витамина D и потерей волос по женскому описаны ранее. Наши результаты согласуются с недавним данными (29,1 нмоль / л), демонстрирующими низкое содержание уровня витамина D в сыворотке у пациентов с выпадением волос по женскому типу, хотя средний показатель 25 (ОН) D2 в сыворотке в нашей группе пациентов (70,17 нмоль / л) была значительно выше. Расхождение может быть связано с различными уровнями солнечного воздействия, а также с генетическими и диетическими отклонениями.
Наши данные не обнаружили связи низкого уровня цинка в сыворотке крови и выпадения волос по женскому типу, в отличие от недавних исследований, так средний уровень сывороточного цинка у пациентов в нашем исследовании был в пределах нормы, и только у 15% (23/149) пациентов был обнаружен низкий уровень цинка при первом посещении.
Различные методы лечения выпадения волос по женскому типу были всесторонне обсуждены в предыдущих исследованиях. Мы рекомендуем 5% раствор миноксидила / пену в качестве терапии первой линии для большинства наших пациентов с выпадением волос по женскому типу. В литературе сообщается о преимуществах использования комбинированной терапии, которая включает в себя два препарата с различным механизмом действия. Авторы часто рекомендуют 5% раствор миноксидила / пену в сочетании со спиронолактоном или финастеридом, особенно если пациенты не продемонстрировали улучшение на монотерапии. Мы также успешно пролечили двух пациентов комбинацией 5% миноксидила, финастерида и спиронолактона.
Пациенты с потерей волос по женскому типу по всей видимости, имеют низкую посещаемость последующих визитов. Так 59% пациентов не смогли принять участие в каких-либо последующих визитах и только 19% пациентам удалось посетить три последующих визита с интервалом 4−6-месяцев. Считается, что нереальные ожидания от лечения, неудовлетворенность достигнутыми результатами, а также возможные побочные эффекты терапии способствуют низким показателям посещаемости клиники.
Female pattern hair loss. (a) Ludwig scale I. (b) Ludwig scale II. © Ludwig scale III
Female Pattern Hair Loss: A Retrospective Study in a Tertiary Referral Center.
Female pattern hair loss (FPHL) is a very common problem in women. The underlying pathophysiology remains unclear, and there are no universally agreed treatment guidelines.
We explored the clinical features, relevant medical and family history, laboratory evaluation, and treatment and compliance of 210 patients with FPHL.
Our results demonstrated that AGA is the most common hair loss condition for patients to be referred by the primary care physicians and other dermatologists to our dedicated hair specialist clinic. Specifically, FPHL was found to contribute 45% of newly referred cases within the 1-year study period. AGA has been reported in prepubertal children as young as 6 years of age, all patients shared a common feature of having a strong genetic predisposition to the disease. The youngest patient observed in our study was aged 8 years whose father and paternal grandfather were both known to have AGA. Our data have also demonstrated the classical trend of increased incidence of FPHL with advancing age, as 42% of our patients were above the age of 50. Previously, a popular myth assumed that baldness in a person is inherited from the maternal grandfather, and this misconception has certainly gone in vogue. At present, the mode of inheritance of AGA remains a gray area. Our data demonstrated that majority of our patients have a positive family history of AGA and 51% of the patients reported a family history of AGA only in paternal relatives.
Hair loss can potentially result in low self-esteem and poor body image, especially in women. It is not uncommon that patients tried different shampoos, supplements, and medical treatment promising hair regrowth but in vain before seeking a hair specialist. This could explain the average gap of 4.1 years between the onset of hair loss and the first consultation visit in the hair clinic.
PCOS is the most common endocrinologic abnormality associated with FPHL. However, our data showed that only four patients were diagnosed with PCOS. This could be explained by different population group included in the study as well as different screening methods used in the diagnosis of PCOS.
Hypertension and hyperlipidemia are the common medical problems in our study population. Several studies have associated AGA with the risk of cardiovascular disease in both men and women. Moreover, one recent report documents AGA as an independent predictor of mortality from diabetes mellitus and heart disease in both sexes. However, a proper comparative study will be needed to affirm the association of hypertension and hyperlipidemia to FPHL. Our data showed that a very high percentage (38.6%) of our patients had histories of concomitant TE, and this trend has not been reported in the literature. On the other hand, 15 patients (7%) came in for TE and were incidentally diagnosed with FPHL. AGA can be unmasked and made worse by the episodes of TE, which is often triggered by physiological, physical, and extreme emotional stress as well as medications. It is not impossible that patients with AGA could develop TE through the extreme emotional stress of losing hair, or perhaps, there is a genetically determined increased tendency for the hair follicles to shift from anagen to telogen phase via various stimuli in patients with AGA. Further studies will be required to clarify this observation.
Vitamin D is a hormone that plays an important role in calcium homeostasis and skeletal health. The main source of Vitamin D is an endogenous synthesis in the skin. It is converted to 25 hydroxyvitamin D2 (25(OH) D2) in the liver, then to its active form, 1α, 25-dihydroxyvitamin D3 in the kidney. 25(OH)D2 has been regarded as a stable indicator of Vitamin D status, and deficiency is defined as a serum 25(OH)D2 concentration of <25 nmol/L and insufficiency is defined as a serum 25(OH)D2 concentration of between 25 and 75 nmol/L. A trend between low serum Vitamin D level and FPHL has also been described. Our results agree with a recent report (29.1 nmol/L) demonstrating low serum Vitamin D level in patients with FPHL, although the mean serum 25(OH)D2 in our patient group (70.17 nmol/L) was considerably higher. The discrepancy could be due to different patterns of Sun exposure as well as genetic and dietary variations.
Our data did not support the association of low serum zinc and FPHL as demonstrated in recent studies, as the mean serum zinc level of our patient group was within the normal range and only 15% (23/149) of our patients were found to have low zinc level on their first visit.
Different treatment modalities for FPHL were comprehensively discussed in the previous studies. We recommend 5% minoxidil solution/foam as the first-line treatment for many of our patients with FPHL. The superior benefit of using combination treatment which involves instituting two agents with a different mode of action has been reported in literature. Therefore, the authors often recommend 5% minoxidil solution/foam in a combination of spironolactone or finasteride, especially if patients failed to demonstrate improvement while on monotherapy. We also successfully treated two patients with a combination of 5% minoxidil, finasteride, and spironolactone.
Patients with FPHL appear to have a poor attendance at follow-up appointments. As high as 59% of the patients failed to attend any follow-up and only 19% of the patients managed to attend three follow-up visits at 4−6-month interval. Unrealistic expectations of treatment outcomes, dissatisfaction with the current treatment options, and potential treatment side effects are considered contributing to the poor attendance rate at follow-up visits.